logo
Новая газета. Балтия
search
СюжетыОбщество

«Я остаюсь здесь»

От обвинений в «антисоветской пропаганде» в 70-е — до «оправдания терроризма» при путинской власти. Рассказываем историю диссидента Александра Скобова

«Я остаюсь здесь»

Александр Скобов. Фото: Дмитрий Цыганов

Обвиняемого в оправдании терроризма 66-летнего Александра Скобова, петербургского историка, публициста и диссидента, на днях перевели в СИЗО «Новые кресты» в Колпино. В то же время защита оппозиционера обжаловала в Городском суде Петербурга его арест. Заключение в камере всерьез угрожает здоровью и жизни мужчины, страдающего тяжелой формой сахарного диабета, гепатитом С, хронической обструктивной болезнью легких и почти полной потерей зрения. Кроме того, на его иждивении и попечении находится 90-летняя мать-инвалид, которая сейчас осталась одна.

Скобов и сам всё помнит и понимает. В отличие от многих других петербургских политических деятелей и активистов, ходящих по лезвию бритвы, у него была реальная возможность избежать ареста и покинуть Россию. Однако он такой вариант не допускал даже в мыслях.

— Саша с самого начала решил, что никуда не уедет, — рассказывают его друзья. — Говорил: «Пусть уезжают они, это мой город, моя страна, я остаюсь здесь…»

— Саня не играет в Навального и себя с ним не сравнивает, — объясняет мать обвиняемого Наталья Скобова. — Но сын считает: путинской власти надо доказать, что ты можешь идти до конца…

Не из тех, кто спрятался за дверью

Александра Скобова формально привлекли к ответственности по ст. 205.2 УК РФ («публичное оправдание терроризма») за посты в его собственном телеграм-канале, насчитывающем сейчас 1350 подписчиков, до ареста их было 900. Есть разные версии о том, какие именно публикации стали поводом для возбуждения уголовного дела: о Крымском мосте, о «специальной военной операции» или о теракте в «Крокус Сити Холле». Поскольку судья Марина Максименко провела 4 апреля судебное заседание по избранию меры пресечения публицисту в закрытом режиме, адвокат обвиняемого Вероника Карагодина не смогла конкретизировать претензии следственных органов.

Но, по большому счету, детали не имеют решающего значения. Сути они не меняют: Скобова преследуют за позицию, которую он выражал в каждом своем тексте независимо от того, о чем писал, — о коррупции, о тоталитаризме, о нацизме, о войне.

— Саша, глядя на всё, что происходит в России в последние годы, пришел в отчаяние и решил, что хоть кто-то должен быть радикалом. Должен подать голос, и лечь вперед на амбразуру, 

— рассказывает друг Скобова, правозащитник, диссидент, экс-депутат ГД РФ Юлий Рыбаков. — Я с ним много спорил по этому поводу, убеждал его, что на самом деле революции ни к чему хорошему не приводят, но он всегда стоял на своем. Мы с ним сто раз говорили о том, что не сегодня-завтра его арестуют. На наших глазах людей и за меньшее сажали. Он сам удивлялся: «Не понимаю, почему меня до сих пор не забрали?» И вот забрали…

— Я сейчас как выжженная вся внутри, — говорит Наталья Скобова, 90-летняя мать Александра, учительница с более чем полувековым стажем, и на ее морщинистом лице не отражается никаких эмоций.

Юлий Рыбако, друг Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

Юлий Рыбако, друг Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

Переживания пожилой женщины выдают только сигареты: она курит их одну за одной, на подоконнике копятся опустошенные пачки и отжившие свой век зажигалки.

— Раньше я плакала, — продолжает Наталья Лукинична. — Но у меня больше нет ни злости, ни слез. Ожидание расправы с моим сыном длилось очень долго. Этот последний обыск и арест в ночь на 3 апреля мне накануне даже снились. Саня жил, всё время ожидая ареста. Всё время дома царила такая атмосфера. Еще до того, как сына объявили иноагентом. А после он уже не сомневался, что вскоре его должны арестовать.

В начале марта Скобов слетал в Стамбул — там попрощался с детьми, которые давно живут не в России (их отъезд не был связан с вторжением в Украину). Дочь и сын тоже уговаривали отца остаться за границей, но тот вернулся на родину.

А здесь 22 марта — в тот вечер, когда все новости затмил теракт в «Крокус Сити Холле», — публициста внесли в современный реестр «врагов народа» (иностранных агентов).

Личный выбор

С этого момента арест для Скобова стал исключительно вопросом времени. Он переехал жить к Юлию Рыбакову. Туда 2 апреля около 22 часов за ним пришли.

— Я пошел гулять с собаками, — вспоминает Рыбаков, — видимо, полицейские этот момент и подкараулили, хотя, выходя из парадной, я никого на улице не встретил. Когда оперативники позвонили в дверь, Катя, моя жена, сидела слушала радио и не слышала звонка, поэтому Саша пошел и сам открыл дверь. Черные маски ввалились, повалили Саню на пол, заломили ему руки, надели наручники, вели себя грубо. Когда я пришел, стал с ними дискутировать, объяснять, что пройдет время, и они будут оправдываться за то, что не соблюдали закон, эти товарищи в масках стали орать, что сейчас меня тоже положат на пол. Грозились собак застрелить. Чекисты, когда меня арестовывали, вели себя приличнее.

Обыск у Рыбаковых завершился быстро. Силовики забрали только личные вещи Скобова: телефон, планшет, ноутбук. По словам друзей, пожилой человек демонстративно, в знак протеста, не взял с собой теплые вещи. Отказался брать жизненно важные лекарства несмотря на то, что у него тяжелая форма сахарного диабета.

— Оставил очки, — добавляет Рыбаков, — хотя он даже в очках видит не более 20%, а без них — совсем слепой. Но Саня сказал, что всё это ему больше не нужно. Он занял позицию, которая скоро может привести к его гибели.

Скрутив Скобова, силовики повезли его на обыск в квартиру, где мужчина проживал со своей 90-летней матерью. Затем — на допрос в следственный комитет. На следующий день — в суд. К тому моменту жена задержанного публициста Ольга Щеглова успела купить ему новые очки и лекарства. Однако Александр и в зале суда отказался принимать крайне необходимые ему вещи.

— Я ожидала, что так всё закончится, — признается Ольга.

— Когда у нас был последний разговор, в день перед арестом мужа, мы обсуждали разные возможности. Предвидели их. Тогда я ему сказала: ты хочешь сесть. А сейчас сидеть может только человек спокойный и веселый.

Яшин, Навальный, из твоих ровесников — Кагарлицкий. Они веселые и спокойные. А ты твердо убежденный, но нервный и грустный. Куда тебе? Я давила не то чтобы на слабо, а на то, что он задумается о том, как это будет. Сможет ли он держать планку? Он счел, что сможет. Изначально было понятно, на что он идет. Саша ни от кого этого не скрывал: ни от меня, ни от Натальи Лукиничны. Он мне в тот вечер ответил: «Я поговорил с матерью и услышал от нее те слова, которых я ждал всю жизнь».

Мать Александра Скобова в комнате сына. Фото: Дмитрий Цыганов

Мать Александра Скобова в комнате сына. Фото: Дмитрий Цыганов

— Я ему сказала, — подхватывает Наталья Лукинична, — это твоя ответственность, твой выбор, и мешать ему, как-то пытаться остановить тебя я не буду. Мы с сыном скованы одной цепью. Я всю жизнь живу с ощущением страха. Он своими делами занимается. А я всю жизнь ношу ему передачи. Боюсь за него. Люблю его…

Наталья Лукинична вздыхает: только гордиться сыном при его бурной жизни она никогда не успевала.

Сумасшедшая нелюбовь к власти

В 1975 году, с отличием окончив школу, Скобов поступил на исторический факультет СПбГУ.

— Но еще со студенческой скамьи, с университета, где был какой-то марксистский кружок, Александр увлекся марксизмом и остается марксистом до сих пор, — рассказывают его друзья. — А в те годы у него даже кличка была шутейная — «Марксюта».

2 февраля 1976 года, накануне открытия XXV съезда КПСС, в Ленинграде с галереи Гостиного двора активисты разбросали около сотни листовок с призывами «к свержению тирании чиновников» и «установлению подлинного гуманного социализма». В них содержались лозунги: «Да здравствует новая революция!», «Да здравствует коммунизм!» и тому подобное. Спустя две недели сотрудники КГБ задержали участников этой акции, в том числе первокурсника истфака ЛГУ Александра Скобова и его товарищей. Их исключили из комсомола и учебных заведений, а затем судили.

— Наказали по-разному, — вспоминает Ольга Щеглова. — Кого-то посадили, а Сашу определили на принудительное лечение в психиатрическую больницу имени Скворцова-Степанова, поскольку считалось, что такое поведение ненормально. Ему поставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Это не имеющий временной границы способ наказания. Ты приходишь на комиссию раз в полгода. Тебя спрашивают: как вы относитесь к своим прежним убеждениям? А тебе 18–20 лет, и легко сказать: «Я заблуждался, я тут полежал, меня подлечили, я всё осознал». И тогда тебя, может быть, отпустят. Но если ты отвечаешь нет, то тебя не отпускают. Как говорил герой Владимира Высоцкого в фильме «Интервенция», которого, разумеется, никто из нас тогда не видел:

«Сначала тебе предложат сигареты, потом предложат жизнь. Сигареты можно взять, а от жизни придется отказаться».

Так было с Сашей. Как сейчас он себя лишает спокойной старости, так тогда, по сути, лишил юности.

Вероника Карагодина, адвокат Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

Вероника Карагодина, адвокат Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

— Я познакомился с Александром в больнице Скворцова-Степанова, — ворошит память Юлий Рыбаков. — Поехал туда в приемный день. Нашел его. Доступ был свободный. Мы с Сашей поговорили. А потом я сходил к лечащему врачу и спросил, сколько они собираются Скобова держать у себя? На что тот мне откровенно заявил: «Да мы бы хоть завтра его отпустили, но нам нужно, чтобы он признал, что был не прав в отношении советской власти». Существовала установка еще со времен Хрущева, который публично заявил о том, что не любить советскую власть могут только сумасшедшие. С тех пор обрадованные чекисты стали этим пользоваться.

Освободился из лечебницы Скобов лишь в 1981 году. Едва его выпустили, примкнул к деятельности СМОТ (Свободное межпрофессиональное объединение трудящихся, образованное в 1978 году группой советских диссидентов, одна из первых попыток создания в СССР независимого профсоюза).

— Попытка создания независимого профсоюза, естественно, вызвала недовольство властей, за членами СМОТ следили. Они на лето уехали в Новгородскую область в деревню Кабожа. Устроили там маленькую коммуну, — усмехается Рыбаков. — Работали на валке леса. Но в какой-то не прекрасный день в Кабожу нагрянула чуть ли не рота солдат, окружила деревню и стала СМОТовцев оттуда вычесывать. Многие члены организации были задержаны. Но Саша ухитрился из деревни удрать, переплыл какое-то озеро, доехал до Питера. Здесь узнал, что половина его товарищей по коммуне арестованы. Тогда он написал на стенах в нескольких местах Ленинграда призывы к освобождению друзей. Естественно, тут же был задержан.

Сам Скобов позднее в своих публикациях комментировал ту историю так:

«Мы между собой договорились: если кого-то из нас возьмут, то остальные должны на это отвечать какими-то акциями протеста, листовки распространять или надписи на стенах делать политические крамольные.

Все понимали, что пропагандистская отдача от таких акций, при той психологической атмосфере, которая в обществе господствовала, равна нулю. Всё уходило в песок и на народ совершенно впечатления не производило. Но репрессивная машина на такие вещи реагировала очень болезненно. Власти было очень важно иметь общий фон, что в стране никакой оппозиции нет и быть не может, тем более организованной, на что-то способной оппозиции. А это уже тогда не соответствовало действительности…»

В 1982 году диссидента вновь арестовали и поместили в психиатрическую больницу. Всего он провел в спецстационарах около семи лет, сохранив при этом здравый рассудок. У этой загадки есть очень человеческая разгадка.

В начале 90-х французские журналисты сняли документальный фильм о Скобове «Подземный огонь». В этой ленте Александр в специальной психбольнице на Арсенальной набережной дает интервью вместе со своим лечащим врачом и очень медика благодарит. За что? По существующим в те годы неписанным правилам, доктор должен был выписать пациенту галоперидол. А он его не выписал, за что мог оказаться на соседней с больным койке, если не хуже. Человек сильно рисковал. Зачем? При поступлении Скобова в психиатрический стационар этот врач долго интересовался его идеологией: увлеченный идеями образованный молодой человек был ему интересен. В конце разговора медик спросил у пациента: «А почему вы мне не задаете очень важный вопрос»? Александр ему ответил: «Потому что этот вопрос вам должна задать ваша совесть».

Ольга Щеглова, жена Александра Скобова, несет ему передачу в изолятор временного содержания. Фото: Дмитрий Цыганов

Ольга Щеглова, жена Александра Скобова, несет ему передачу в изолятор временного содержания. Фото: Дмитрий Цыганов

«Рано штык закопал в землю»

Во второй раз Скобов вышел из психбольницы в 1985 году. Восстановился на заочном отделении истфака СПбГУ и доучился. Тем не менее в начале 90-х остался без постоянной работы. Перебивался временными заработками не по специальности, пока друзья не помогли ему устроиться учителем истории в школу.

— Саша сменил несколько школ. Он глубоко знал предмет, и в обычных школах, где дети мало интересовались историей, срывали уроки, ему было трудно, — отмечает Михаил Седунов, историк, друг Скобова. — Зато когда он попал в классическую гуманитарную гимназию, где дети очень умные, талантливые, то очутился в своей стихии, там его подход оказался востребованным.

В 1997 году, во время работы в сфере образования, Скобов выиграл конкурс и написал учебное пособие «История. Российская империя 1894–1917 гг.». Тогда оно вышло в государственном издательстве «Специальная литература» большим тиражом в 25 тысяч экземпляров. Вторая часть, изданная с помощью друзей, «История России: 1917—1940 гг. Учебное пособие по политической истории России для старших классов общеобразовательных школ», увидела свет в 2003 году.

— Очень мощный, очень подробный, очень качественный учебник, — высоко оценили книгу коллеги. — Его сложно было применять в обычных школах, но в гимназиях, где углубленное изучение истории, этот учебник был бесценен.

Фотографии Александра Скобова из домашнего архива. Фото: Дмитрий Цыганов

Фотографии Александра Скобова из домашнего архива. Фото: Дмитрий Цыганов

Этот период своей жизни сам Скобов в одном из интервью назвал самым спокойным и даже благоприятным:

«1991 год был воспринят мной однозначно хорошо. А с 1991 по 1993 годы я впервые поддерживал правительство и считал, что получил всё, что надо. Тогда я решил, что больше не воюю, работаю преподавателем истории в школе… Однако 1993 год стал шоком для меня и началом расхождения с либеральной тусовкой.

Они орали: «Стреляй!» — и аплодировали, я этого принять не мог. Но продолжал верить, что Ельцин вернется на нормальный путь, что, может быть, это зигзаг и всё вернется на демократические рельсы, но… Наступил новый год, 1994-й. Он мне показал, что рано я штык закопал в землю: случился штурм Грозного в новогоднюю ночь…» 

С середины 90-х пацифистские взгляды диссидента стали определяющими в его жизни. Спустя несколько лет Александр ушел из образования, целиком посвятив себя общественной, политической, правозащитной деятельности и публицистике. Старался принимать участие во всех значимых событиях, где можно было заявить о своей позиции. Выходил на антивоенные митинги. Выступил автором нескольких антивоенных обращений.

— Когда стало хорошо понятно, к чему ведет чеченская война, всем думающим людям сделалось по-настоящему страшно. Саша был в авангарде всего этого, — вспоминает Ольга Щеглова. — Печатал какие-то газеты. Участвовал в работе Демократического союза, который возглавляла в Москве Валерия Новодворская. Если говорить о демшизе, то это была самая настоящая демшиза. Но именно эти люди видели на много вперед, хотя тогда казалось, что их мысли совершенно безумны…

Александр Скобов. Фото: Дмитрий Цыганов

Александр Скобов. Фото: Дмитрий Цыганов

Не повод задуматься

Предельно плохо, по воспоминаниям родных, отреагировал Александр на «присоединение к России Крыма». Началом российско-украинской войны Скобов, как и многие его единомышленники, считает не февраль 2022 года, а именно март 2014-го — аннексию Крыма и последовавшие за тем вооруженные столкновения. Публицист в этом конфликте сразу и открыто поддержал Украину.

Не только провластных политиков, но и многих других оппонентов раздражали крайне резкие публикации и высказывания историка как о внутренней, так и о внешней политике России. Чаще всего он выступал на порталах «Грани.Ру», «Каспаров.ру», на своей странице в фейсбуке — до тех пор, пока его посты в соцсети не стали подвергаться блокировке. По этой причине в декабре 2018 года Скобов создал свой собственный канал в телеграме.

Однако поддержка Украины аукнулась оппозиционеру раньше: летом 2014 года на него было совершено нападение. Официально ни подтвердить, ни опровергнуть политическую версию не удалось до сих пор. Однако в ней уверены друзья и соратники публициста.

Душной ночью с 27 на 28 июля 2014 года Скобов вышел подышать свежим воздухом во двор своего дома. Мужчина сидел на лавочке, к нему подошли двое неизвестных, нанесли удар по голове и пять проникающих ножевых ранений в спину. Еще до того, как мать Александра вызвала полицию и скорую, о нападении на правозащитника сообщил в своем твиттере пресс-секретарь партии «Другая Россия» Александр Аверин: «Мерзавца Скобова порезали в Питере. Остальным сторонникам хунты тоже надобно задуматься…»

Сторонники пострадавшего задумались о том, как нацболы узнали о происшествии раньше полицейских и врачей. А сам Скобов — о чем угодно, только не об осторожности и не о страхе. Он вел себя совершенно не так, как рассчитывали его оппоненты. Чем глубже и драматичнее развивался российско-украинский конфликт, тем мрачнее, острее, несдержаннее, радикальнее становились его высказывания и публикации.

Жена Скобова Ольга Щеглова и Наталья Скобова перебирают семейные фотографии. Фото: Дмитрий Цыганов

Жена Скобова Ольга Щеглова и Наталья Скобова перебирают семейные фотографии. Фото: Дмитрий Цыганов

Нельзя остановить самолет

В феврале этого года Скобов выступил онлайн на «Форуме свободной России», проходившем в Вильнюсе. Смело и бескомпромиссно рассуждал о войне, о Путине, о его далеко идущих захватнических планах.

По мнению друзей Александра, он выступал резче всех из двадцати с лишним участников форума. При этом из всех выступающих только Скобов и еще один человек проживали на тот момент в России, остальные — уже нет. Но Скобов высказывался категоричнее, чем те, кто уехал. После этого выступления к оппозиционеру домой приходили полицейские — «просто поговорить». Хозяин не открыл дверь, а незваные гости не стали ее ломать. Тот визит закончился ничем.

— Я его убеждал в том, что надо покинуть страну, — говорит Юлий Рыбаков. — Если хочешь продолжать дальше в том же духе — уезжай, потому что иначе ты попадешь за решетку, а там погибнешь. На что он мне заявлял:

«Нет, я тут останусь, я хочу быть участником своего собственного судебного процесса». 

— Он не раз мог остаться за границей, — отмечает Ольга Щеглова, — но у него никогда не было таких поползновений. У мужа огромное количество друзей, которые его ждали в Армении, Литве, Польше и там бы, конечно, приютили. Но он не хотел ютиться — вот в чем дело. Это тоже дорогого стоит.

— Конечно, Сашка понимал, что вся его бурная пацифистская деятельность ведет в тюрьму, — подытоживает Михаил Седунов. — Я пытался его остановить: «Куда тебе в тюрьму, ты же почти слепой?» А он парировал: «Какая разница, где жить слепому — на свободе или в неволе»? Второй аргумент: «У тебя мать на иждивении, ты за ней ухаживаешь». Его ответ: «Друзья позаботятся». Нельзя было Сашу удержать, отговорить, можно было только испортить отношения, и всё. А вы пробовали остановить самолет, который разгоняется на взлетной полосе, схватившись за его крыло?

Никита Елисеев, друг Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

Никита Елисеев, друг Александра Скобова. Фото: Дмитрий Цыганов

— Такое его поведение — акт отчаяния, — считает Седунов. — Он максимально хотел бороться с тем откровенным злом, которое собой представляет нынешняя российская власть. Человек был воспитан таким образом, что со злом надо бороться. Он боролся всеми способами, какими только мог. И у него уже не осталось никакого другого способа. Другое дело — хорош ли этот способ? То, что он сделал, — это почти самосожжение. Но Саша полагал, что если он уедет, то не сможет бороться так, как живя здесь. Собственно, позиция Навального — один к одному. Абсолютно. Больше всего я боюсь, что его постигнет такая же судьба…

— Александр Валерьевич — во-первых, человек старый, осенью ему исполнится 67 лет. Во-вторых, больной. Его довольно крепко избили летом 2014 года, — напоминает друг Скобова, литературный критик, публицист, писатель и переводчик Никита Елисеев. — Это было давно, но последствия сказываются до сих пор. Он ничего не видит. У него много по-настоящему тяжелых болезней. Если он получит тот срок, что ему обещают, — 7,5 лет, то живым из тюрьмы уже не выйдет…

До конца апреля Городской суд Петербурга должен рассмотреть жалобу на арест Александра Скобова.

shareprint
Главный редактор «Новой газеты. Балтия» — Яна Лешкович. Пользовательское соглашение. Политика конфиденциальности.